Всё имеет в жизни сцену.
Мы устраиваем цену
и играем как по нотам.
Мир жесток, и нам темно там —
в нашем дальнем безрубежье,
где углы всегда медвежьи,
где, бывало, втихомолку
и барану дашь, и волку,
где, от жалости сомлев,
даже раз случился лев.

И теперь, когда Малахов —
больше охов, больше ахов!
Не простим и не забудем
ни загубленную грудь им,
ни пустую старость им
не забудем, не простим!